– Я думаю, они проникнутся моими словами и понесут мое слово по городам и селам! – продолжал фантазировать Боня в своем привычном высокопарно-хвастливом стиле.

– Скажи спасибо Люцифугу, что жив остался! – воскликнула Эльза, придя в себя после моих похлопываний по спине. Вот это правильно! Только, вы думаете, он спасибо сказал? Ха! Плохо же вы его знаете!

– Я собираюсь перевоспитать Люцифуга! – ухватился Боня за новую тему. – Перевоспитать силой своего убеждения! Он будет нести мои слова всем демонам ада, и они покаются!

Он хочет, чтобы я пересказывал его благоглупости демонам? Да они решат, что я чокнулся или допился! Тоже нашел проповедника! Хорошо хоть не бранит меня почем зря!

– Обязательно покаются! Когда ты проспишься! – Эльза начала выходить из себя, но пьяненький Боня ничего не замечал. Может, и хорошо: нужны же человеку приятные эмоции после таких переживаний!

– А еще я обязательно должен поговорить с этим… телохранителем и палачом! Вот! – заявил бывший монашек напоследок, уже собираясь укладываться в единственную кровать (интересно, тут все номера такие или Эльза специально выбирала?). – Он должен прекратить пить, сделаться кротким, как ягненок, оставить свою непочтенную профессию и донести свет моих слов до графа!

Вот как! Он, конечно, не понял, что девушка говорила так про него!

– Если ты сейчас же не угомонишься, будет тебе палач!

Эльза совсем завелась, и я не знаю, чем бы кончилось дело, но Боня, утомленный бурными событиями дня, уже мирно засопел. Я думаю, ему снились толпы восторженных фанатов его проповедей.

– Ну что мне с ним делать?! – всплеснула руками девушка. – Я надеялась, он теперь нормальным человеком станет, а его вон как занесло!

– Сделаем мы из него человека! – проворчал я. – Значит, так: пить ему больше не давать! А если хочешь чего-нибудь от него добиться, пусть он тебя… защищает, что ли!

– Он защитит! – вздохнула Эльза и прикорнула рядом с мирно посапывающим Боней.

Мне прямо стало стыдно за его спокойный сон, когда рядом такая девушка! Вот я бы… Ладно, молчу!

ГЛАВА 8,

в которой я непочтительно обращаюсь с инквизиторами и шпионами

Мне, по правде сказать, тоже здорово хотелось спать. Но я, чей жизненный опыт далеко превосходил познания моих наивных подопечных, чувствовал, что мирной ночи У нас не получится. И приметы глашатай должен был зачитать, и деньги Боня показал, да еще и в трактире выпендрился… Словом, надо было держать ухо востро. Сказать кому-нибудь – ни за что не поверят, что сам Люцифуг исполняет обязанности сторожа при человеческой парочке, причем совершенно добровольно! Вот, наверное, из-за таких олухов, как я, люди и вообразили, что их дурацкие заклинания могут на кого-то действовать!

Для начала я решил немного прогуляться по окрестностям и послушать, о чем говорит народ. В трактире меня не ждало ничего особо интересного. Пришедшие в себя драчуны переживали свой позор за стаканчиком той самой бурды, которая свалила Боню. Они вновь и вновь возвращались к больной теме, и по всему выходило, что их победил не человек, а какой-то монстр.

– А я бы научился у него этому приемчику, – вздыхал краснорожий.

– Да чему там учиться! – храбрился верзила, о которого я разбил руку. – Это он меня на неожиданность взял! Я бы его уделал, да неохота с графскими людьми связываться!

– Известное дело! Потом костей не соберешь! – вздыхал его собутыльник и наливал по очередной порции утешительного напитка.

– А что это, интересно знать, графскому палачу и тело… как его… тут делать? – задался резонным вопросом один из посетителей, не принимавший участия в драке, но активно всех подзуживавший в ее процессе. Всегда находится такой вот провокатор! Жаль, что я и ему физиономию не разбил!

– А ведь верно! – Верзила с удовольствием ухватился за эту мысль. – Может, пойти, сломать дверь и врезать ему?

Краснорожий промолчал, придерживаясь, очевидно, того правила, что, если не знаешь наверняка, нечего и соваться в драку. Но тут в дело вмешался трактирщик, которому не улыбалась перспектива чинить дверь и в случае чего отвечать перед властями.

– Я знаю, что делает здесь палач! – важно произнес он.

– И что же? Не тяни, говори! – посыпались вопросы со всех сторон.

– Все слышали про беглого монаха и ведьму?

– А то!

– Я так думаю, они скрываются где-то на ярмарке, – сообщил хозяин трактира таким загадочным голосом, словно открывал страшную тайну. – Вот палач и приехал пытать их и казнить!

– А ведь верно! – воскликнул провокатор. – Надо будет успеть занять на площади местечки получше!

Ах ты гадкая рожа! Зрелищ ему, козлу, не хватает!

Направление разговора мне совсем не понравилось. Если уж про ярмарку додумался трактирщик, то догадаются и те, кому это положено, так сказать, по должности. Хорошо, что эти выпивохи не догадались вспомнить приметы и сравнить с моей парочкой. А если попадется кто-нибудь поумнее? Ох, надо бы поскорее сматывать отсюда удочки. И желательно, пока не рассветет. Если бы я сразу послушался внутреннего голоса, все было бы гораздо проще. Но проклятое любопытство, а также желание дать своим подопечным хоть немного отдохнуть помешали мне это сделать. Что ж, век живи, век учись! Сглупил, конечно, зато будет что вспомнить!

Воспользовавшись тем, что дверь приоткрылась, я выскользнул из трактира. После дневных увеселений на улицах было безлюдно; только изредка попадались запоздалые гуляки и различные подозрительные личности. И еще патрули. Они-то меня и насторожили. Не знаю, конечно, как у них, у людей, принято, но уж больно много военных для такого городка! А уж когда я заметил, что кое-где в патрулях встречаются и какие-то типы в рясах и капюшонах, то сразу догадался, кого они ищут.

Я пристроился за патрулем, состоящим из военного и мрачного типа в рясе. Сперва они молчали, и я уже думал, что пора поискать более веселых компаньонов, как вдруг тот, кто в рясе, заговорил:

– Пора бы уже Томасу явиться. Он рискует заслужить мое неудовольствие. – Что за голос: без капли эмоций, как у робота. Но при этом такой гнусавый, что любой робот перегорел бы от стыда, если бы издавал подобные звуки.

– Явится, святой отец! – бодро ответил военный и прокашлялся.

Мне показалось, что он чувствует себя крайне неуютно рядом с этим монстром в рясе. Ему бы сейчас посидеть где-нибудь, пивка попить, а не гоняться за каким-то монахом. В молчании прошло еще несколько минут. Офицер отчаянно зевал, но они продолжали прогуливаться взад и вперед.

– А что, святой отец, много всяких мерзостей натворил этот бывший монах? – У военного больше не было сил молчать.

– Достаточно, чтобы угодить на костер, – бесстрастно ответил инквизитор.

Ну рассказал бы человеку, что произошло с жирным боровом, старым козлом. Что ему, жалко, что ли? Наверняка ведь знает! Хоть бы развлек напарника!

– А что, святой отец, правду говорят, будто эта ведьма каталась верхом на господине бургомистре? – снова не выдержал офицер.

– Злые языки говорят многое, сын мой, – прогнусавил инквизитор. – И все они заслуживают того, чтобы предстать перед святейшим трибуналом. Те, кто повторяет за ними гнусные выдумки, радуют тем самым врага рода человеческого.

Ой, что за радость этому врагу! Ну до чего мерзкий тип! Нельзя же так с напарником! Бедный военный закашлялся и как-то даже поник. С таким вот сболтнешь что-нибудь – и как раз загремишь в застенки. Теперь он только молча вздыхал о загубленном праздничном вечере.

Внезапно от стенки отделился какой-то невысокий человек в плаще с капюшоном (в таком не то что лица, фигуры-то не разглядишь), молча подошел к инквизитору, склонился в глубоком поклоне и поцеловал заблаговременно протянутую руку. Тьфу ты, какие нежности!

– Ты запоздал, Томас, – произнес инквизитор недовольным тоном. А впрочем, голос у него всегда звучал так, словно он обвиняет собеседника во всех смертных грехах.